Казахия - глазами
мира
Безвременно ушедший от нас Марат
Барманкулов - педагог, журналист,
писатель-историк - не успел издать свою новую
книгу «Путь к древу истины. 600 эссе». Рукопись -
уникальная, в этом труде глубоко раскрывается
роль выдающихся деятелей различных стран и самой
Казахии, от древности до современности, в
становлении казахской государственности.
Предлагаем фрагменты из этой рукописи.
Свобода и демократия в степи
Может показаться парадоксальным, но многие
ученые России и Европы прошлых веков находили в
Казахстане то, что, возможно, тайно мечтали
видеть в своих странах. Они находили здесь дух
вольности, свободы, демократии в отношениях
между бедными и богатыми, знатными и не очень.
Ипполит Завалишин в книге «Описание Западной
Сибири» (Москва, 1867 г.) в совершеннейшем
восхищении от увиденного в степи: «У Казаха есть
еще одно достоинство: это отсутствие замашки
рабски поползать - чего к несчастию еще так много
у русского мужика. Если он станет о чем-либо вас
просить, то говорит смело и просто, не робеет. В
обществе между русскими ставит себя тотчас с ним
на равную ногу, и - что приносит большую честь
народному характеру - охотно сообразуется с
чужими обычаями, не имея замашки отличать себя от
прочих и резко выставлять себя между
несоплеменниками... К тому же Казах не охотник
льстить, ласкаться, навязчиво угождать. Когда
грубо приказывают ему, он показывает вид, что не
понимает или не хочет понять; но если его
попросят услужить, он силится угодить по мере
своей возможности и радуется, что ему чем-либо
обязаны». Русские исследователи в условиях
царизма, возможно, прибегали к эзопову языку,
расхваливая казахские представления о свободе.
Это были, наверное, своеобразная критика царизма,
желание, чтобы и в условиях крепостного права
появилось нечто, схожее с тем, что есть в степях.
Даже немецкий исследователь Иоганн Готлиб
Георги (1729-1802) считает нужным подчеркнуть в
казахах то, что отсутствует в Европе: «Господа
обходятся с невольниками своими как будто бы с
родственниками, содержат их тою же пищею и
снабжают всякими надобностями». Ну, чем не упрек
немецким баронам и маркграфам донаполеоновских
времен?
Каждое из наблюдений немецкого этнографа
невольно превращается в рекомендации для
просвещенной Европы: «В сравнении с другими
кочевыми народами наших стран, живут казахи
очень хорошо... Не хочет никто из них быть у
другого рабом или слугою, но желает, чтобы всяк
поступал с ним так, как со своим братом».
Великолепно подмечено! Правда, то, что было
невольной критикой положения со свободой в
странах Европы, сегодня может восприниматься и
как рекомендации для современного Казахстана.
Или мы ошибаемся?
Что ж, тогда приведем еще одну цитату из книги
Иоганна Георги «Описание всех в Российском
государстве обитающих народов...» (ч. 2, Спб, 1776):
«Знатные их и богатые люди живут точно так, как и
простолюдины... С народом обходятся они по
братски; и поелику все равно вольные люди, и всяк,
как скоро разбогатеет, становится также знатен;
то простые люди почитают знатных не за велико: в
юртах их садятся они возле их непрошенные, едят
вместе, говорят, что на ум взбредет, и исполняют
такие только их приказания, которые покажутся им
полезными». Поелику и ныне быстро кое - кто
богатеет, попробуйте проникнуть к ним на
дачу-дворец и расположиться запросто на их
роскошном ковре у телевизора со спутниковой
антенной. Или это не новые казахи скоро богатеют?
Есть тут и другая тонкость. В народном, как сейчас
любят козырнуть словечком, менталитете. Этот
самый менталитет не меняется. И сейчас простой
казах может сесть там, где его не ждут, и
наговорить, что на ум взбредет. И в гостях, и на
митинге, и в парламенте. Следует ли его за это
преследовать? Выкручивать руки, вращать ладонью
перед объективом его телекамеры, стращать
всяческими карами? Ведь его вольное поведение -
это всего лишь народный обычай, менталитет,
зафиксированный учеными аж сто - двести лет тому
назад.
Генерал-майор Генерального штаба России Николай
Иванович Красовский в труде «Область Сибирских
киргизов» (ч. 1-3, Спб, 1868) гнет другую линию.
Казахи-де, если правители не затрагивают основ
существующего у них устройства, готовы в
правителях видеть даже иноземцев: «У
Киргиз-кайсаков, как было уже несколько раз
замечено, не появлялось деспотической власти и
такого гнетущего устройства, при котором в
народе легко могло бы зародиться желание вверить
свою судьбу одному из иноземных правительств».
Получается, что генерал допускает гибрид
казахской вольности с царизмом. Или мечтает в
рамках царизма о казахской вольности? Он
продолжает, что казахам «было решительно все
равно, под чьею, своею или чужеземною, властью ни
находиться, лишь бы эта власть не посягала на
существующее устройство Степи, на свободу
жителей, т. е. на их своеволие...» Мы почти готовы
согласиться с генералом, но где, куда подевалась
та самая область Сибирских киргизов, о которой он
пишет? Жили в ней казахи вольно, призвали,
допустим, себе иноземного правителя, а затем
испарились и область, и вольность. Остались лишь
миллион - два казахов в России, совершенно без
всякого государственного устройства.
Не получится ли так, что некий иноземный
правитель посчитает потом этих вольных казахов
ли, украинцев ли некими бандформированиями и
начнет утюжить их танками или нечаянно ронять
ракеты на базар, где продают конину, или на рынок,
где предпочитают ветчину? Если раньше такие
вольности с малыми, но свободолюбивыми народами
спирали на Сталина, то на кого валить грехи
военщины сейчас? И не являются ли свежие залпы
последним ударом по нашим мечтам о прежнем Союзе
или хотя бы об эфемерном СНГ? Ведь среди
бандформирований замечены наемники с той же
Украины или Прибалтики.
Даже такой замечательный ученый-натуралист XVIII
века, как Петр-Симон Паллас (1741-1811), вместо того,
чтоб описывать бабочек, считает необходимым
подчеркнуть: «Многочисленный Казахский народ
живет в неограниченной вольности», «Каждый Казах
живет так, как вольный господин». Конечно, этот
натуралист натурально не прав. Как можно жить
вольно, коль нет налоговой полиции в масках или
народной милиции-полиции с дубинками?
Может показаться, что о казахской вольности
мечтали только в Европе, что Восток не понимал,
что к чему, поскольку ему был издавна присущ
только деспотизм. К счастью, это далеко не так.
Китайцы еще в сочинениях до нашей эры удивлялись:
«Кто храбр, силен и способен разбирать спорные
дела, тех поставляют старейшинами.
Наследственного преемника у них нет... От
старейшин до последнего подчиненного каждый сам
пасет скот и печется о своем имуществе, а не
употребляют друг друга в услужение». Сейчас сама
мысль о том, что старейшины должны вкалывать, как
все, может посчитаться оппозиционной.
По словам китайского историографа, у жунов, под
которыми сейчас понимается тюркоязычный народ,
«высшие сохраняют простоту в отношении низших, а
низшие служат высшим, руководствуясь
искренностью и преданностью». А ты, словно заяц,
должен прижаться со своей машиной к обочине,
если, со свистом и полицейским руганьем во
всеуслышанье, проскакивает мимо тебя кортеж
начальственных лимузинов.
Среди всех европейских и российских
исследователей XVIII-XX веков наиболее детальным
оказался русский историк Александр Никитич
Седельников (1876-1919). Он свободу и демократию среди
казахов распространяет не только на характер, не
только на отсутствие дани, но и на все
государственное устройство. Седельников
приходит к заключению: «Общественный строй
казахов можно назвать демократическим, так как
древние султанские роды (Валихан, Аблай, Букей и
др.) и хаджи (потомки Магомета), хотя и считаются
светской и духовной аристократией, но особенными
привилегиями не пользуются». Сейчас, когда
Казахстан готов следовать за самыми
демократическими представлениями Запада, его
собственный опыт, возможно, мог бы пригодиться в
не меньшей степени, чем опыт США, Франции или
Европейского сообщества.
Как мог обходиться Казахстан в прошлые столетия
без уплаты налогов? Как он мог жить без
предоставления особых привилегий аристократам?
Как простой казах мог запросто завалиться к
богатому, сесть бесцеремонно за стол, да еще
болтать о чем угодно?
Главные вопросы всех парламентов мира: как
урезать государственные дотации, расходы на
государственную махину?
Вопросы эти настолько остры, что даже намек на
них казался в книгах безвинных путешественников
прошлого крамолой. Дело в другом. Не кажутся ли
крамолой они и в наши дни?
За знаменем любого батыра...
Скайлер Юджин (1840-1890 гг.), американский журналист
и дипломат, в 1873 году вместе с Дж. Мактаханом
совершил путешествие по Центральной Азии. В его
книге «Туркестан. Заметки путешествия в Русский
Туркестан, Коканд, Бухару и Кульджу» (Лондон, 1876)
несколько глав посвящены казахам, их истории,
этнографии и географии.
Некоторые из выводов американского журналиста
могут быть полезны и в наши дни: «В 1824 г. власть
ханов была уничтожена, и вся страна разделена на
три области, управляемые регентами-султанами.
Однако это разделение было проведено
непродуманно, родовые различия и земельные права
не были приняты во внимание, и трудности ситуации
по-прежнему остались не устраненными».
Простодушный журналист из США полагал, очевидно,
что эти изменения были задуманы в пользу
Казахстана. Он и мысли не мог допустить, что
родовые различия и земельные права могут быть
специально запутаны и проведены несправедливо,
чтобы усугубить трудности ситуации.
Но трудности ситуации вызывали возмущения.
Скайлер Юджин аж в 1876 году верно описывал
положение в Казахстане: «Эти люди стояли за свои
роды или семьи, защищая честь и безопасность их
членов. Почитая одновременно с этим храбрость,
набеги и смелость и любя свою независимость,
казахи всегда были готовы последовать за
знаменем любого «батыра» или героя, вроде Сарыма
Арунгази или Кенесары, который мог появиться в
степи. Регенты-султаны либо были простой
креатурой России, совершенно лишенные влияния,
либо же сами были склонны время от времени
учинять мятежи, и ни они, ни ежегодные военные
экспедиции из Оренбурга не могли добиться успеха
в установлении порядка в степи».
Казахские ярмарки
Швед Фальк Иоганн Петер (1727 –1774) изучал флору
Астраханского и Орен-бургского края, Западной
Сибири, Южного Урала и Казани. В 1769-1773 годах стал
собирать материалы, относящиеся к истории
татарского, калмыцкого и других народов.
Известен книгой «Записки путешественника
Академика Фалька» (Спб, 1824), составившей шестой
том «Полного собрания ученых путешествий по
России». Любопытен перечень товаров, которые
казахи привозили на ярмарки и которые покупали
там. Из этого перечня становится ясно, что Россия
нашла благодатный для себя регион, поскольку
едва ли ее товары стали бы приобретать в Европе.
Казахские товары привлекали дешевизной. Надо
сказать, что двести пятьдесят лет тому назад
Степь производила продукцию, которая и сейчас
еще толком не освоена: конская и воловья кожа,
войлок, гарус и армяк, меха волчьи, медвежьи,
лисьи, заячьи. А покупала то, что и сейчас
приобретает, хотя производство этих вещей может
быть освоено и без компьютерного макетирования:
нитки, шнурки, сапоги, кушаки, кольца, серьги,
пуговицы, пряжки, иглы, гребни, ножницы, зеркала,
замки, топоры, таганы, ножи, колокольчики.
Христианство - в тюркском Семиречье?
Венецианский путешественник через Восточный
Туркестан в Пекин к Хубилаю Марко Поло, начав
свой вояж в 1271 году, в течение 17 лет, до 1291 года,
оставался на службе монгольского императора.
В своей книге Марко Поло подчеркивает роль
команов (куманов-половцев-кипчаков) в сплочении
тюркских народов Европы в одну конфедерацию: «А
прежде, нежели он их покорил, все они
принадлежали Команам, но не были они дружны между
собою и не составляли одного царства, а потому
Команы потеряли свои земли и были разогнаны по
свету: а те, что остались на месте, были в рабстве
у этого царя Саина».
Марко Поло четыре главы в книге посвящает
христианству среди тюрков Семиречья и
Восточного Туркестана. Это было христианство
православного, несторианского, диофиситского
толка. В этих главах находит отражение легенда о
некоем тюркском священнослужителе Иоанне. В
русском переводе он назван Иваном. В
немецкоязычной литературе известен этот
легендарный священнослужитель как Иоганн, во
французской как Жан.
Древние города на Или
Путь посланника французского короля Людовика IX в
Монголию Рубрука Вильгельма, фламандца по
происхождению и францисканского монаха, во
многом совпадал с тем, каким ехал Плано Карпини.
Но Рубрук дал более ясное толкование пути. В
Монголию он прибыл в 1259 году.
В книге «Путешествие в восточные страны
Вильгельма де Рунсбрука в лето благости 1253» (Спб,
1911) Рубрук, как и Марко Поло, выделяет в отдельное
государство команов-половцев: «На этой равнине,
до прихода Татар, обычно жили Команы и заставляли
вышеупомянутые города и замки платить им дань...
Команы насыпают большой холм над усопшим и
воздвигают ему статую, обращенную лицом к
востоку и держащую у себя в руке пред пупком чашу.
Они строят также для богачей пирамиды, то есть
остроконечные домики, и кое-где я видел большие
башни из кирпичей, кое-где каменные дома, хотя
камней там и не находится». Такая пирамида
кипчаков из гранитных блоков сохранилась в
Крыму.
Проезжая по территории Семиречья, в прекрасно
орошаемой долине, лежащей между отрогами
Джунгарского Алатау и озером Балхаш, Рубрук
посетил город Кайлак, известный своим обширным
базаром, посещаемым множеством купцов.
Рубрук сообщает о присутствии представителей
одной из ветвей христианской веры - православных
несториан в одном селении, находившемся всего в 3
милях от Кайлака. Увидев церковь, францисканский
монах со всеми своими спутниками со слезами на
глазах вошел туда и радостно запел «Salve regina». В
настоящее время казахстанскими археологами
окончательно установлена локализация
средневекового Кайлака-Каялыка. Он
отождествляется с крупнейшим городищем
северо-восточного Семиречья (расположенным на
месте современного села Антоновское),
отстоявшего в нескольких десятках километров к
юго-западу от озера Алакуль.
Еще один крупный город Рубрук окрестил на
латинизированный лад Оргонум. Считают, что это
скорее всего Урунг-Йер.
После того, как Рубрук переправился с левого на
правый берег Или, он встретил город, известный
еще в XI веке Махмуду Кашгарскому и отмеченный на
его круглой карте как Ики - Огуз. Благодаря
Рубруку этот город вошел в историю еще и под
именем Эквиус. В настоящее время Ики-Огуз-Эквиус
отождествляется с городищем Дунгане,
расположенном в долине Коксу, неподалеку от
современного Талды-Кургана.
Тюркская азбука Тимура
Посол Испании к Тимуру в «Дневнике путешествия в
Самарканд ко двору Тимура (1403 -1406)» (М., 1990)
подчеркивает любовь Тимура ко всему тюркскому.
Тимур повелел переименовать не только Самарканд
в Семизкент, но и Пекин в Ханбалык, Бухару в Баяр,
Тегеран в Техару, Терек в Тесин, Амударью в Биамо
или Аби-Аму, Багдад в Балдак, Карабах в Карабакы,
Тебриз в Таурис. Послов он заставлял пить кумыс и
есть конину в золотых чашах, наполнял их карманы
монетами собственной чеканки под названием...
тенге, демонстрировал колонны воинов с
великолепным вооружением местного производства.
К концу правления империя Тамерлана включала в
себя Мавераннахр, Туркестан, Южный Казахстан,
Хорезм, Закавказье, Иран и Пенджаб в Индии. Умер
он в казахском городе Отрар перед грандиозным
походом против Китая. Тимур не только обратил
внимание на суфизм как на тюркское
мусульманство, но и построил в Туркестане
мавзолей Ясави - самый крупный в мире.
Тимур был сыном бека Тарагая из тюркизированного
княжества барлас, что до перекочевки на север
Афганистана находилось в Центральном
Казахстане.
В своей межгосударственной переписке Тимур
прибегал к древнетюркскому алфавиту, который при
нем называли «ханским письмом». |
