№ 7 (73). 9 ОКТЯБРЯ 2001 года

ГЛАВНАЯ • АРХИВ • ПОЧТА • НАШИ АВТОРЫ • ПЕРЕВОДЧИК • ПОГОДА • ЮМОР • ПОИСК

ЧТО ПРЕДЛАГАЕТ БИС?

«Путь из глубины веков»

 
«Алло? Вас подслушивает КНБ?»

     Без чего вы не представляете себе современной жизни? Конечно — без телефона. Стоит ему отключиться часа на два-три, и мы уже чувствуем себя полностью изолированными от всего мира. У нас давно и прочно вошло в привычку решать большинство важных проблем — от сугубо личных до деловых — именно по телефону. Поэтому вполне логично, что желающие подслушать ваши разговоры найдутся. И в немалом количестве.

Защититься можно, но не от всех

Телефонная трубка как орудие слежки

Самое надежное — самое простое

Против КНБ и ФСБ нет приема

     От прослушивания вашего номера властными структурами защититься невозможно никаким способом. Если понадобится - прослушают все равно. И не спасет даже скремблер - вся аппаратура закрытия телефонных каналов должна сертифицироваться в ФАПСИ. В нашей стране пока нет оборудования для подобной сертификации. Естественно, соответствующие службы получают на такое прослушивание разрешение. Делается это при поимке крупных преступников, при защите национальных интересов, для обеспечения безопасности в стране. Поэтому вряд ли солидные отделы заинтересуются поваренными рецептами или обсуждением манеры поведения или стиля одежды ваших знакомых. Кроме того, подслушивание ФСБ, МВД и прочими структурами, обеспечивающими государственную безопасность, производится прямо на станции.

Радиотелефон: модно, но ненадежно

Транковая сеть — альтернатива сотовой

Пейджер: и не надейтесь

Правительственная связь: нужно знать,
с кем говорить

     В море технических новинок радиотелефонов, пейджеров и прочих чудес электроники самым надежным видом связи до сих пор остается правительственная. Это знаменитые секретные линии связи «вертушки» АТС 1 и АТС 2 и гораздо менее секретная «Искра». Подслушать их со стороны практически невозможно: во-первых, потому, что они снабжены работающей защитой, а во-вторых, линии хорошо охраняются.
     Что касается АТС 1, то ее услугами пользуются высшие должностные лица страны (речь идет о Российской Федерации), поэтому получить ее в распоряжение практически нереально. А вот вторая по степени защищенности АТС 2, и тем более «Искра», постепенно ста-новятся доступными для бизнеса.
      Единственная проблема в этом случае, как и в случае с сотовым телефоном: вы должны быть уверены, что ваш бизнес стоит затрат на конфиденциальность. Немалых. Если же нет - говорите по простому телефону и не бойтесь: никто, кроме соседа, вас подслушивать не будет. А что нужно знать соседу? Может быть, то, в какое время вы выносите мусорное ведро или выгуливаете свою собаку. Ну, и пусть знает – какой в этом секрет!

«Степная империя тюрков: от похода до похода»

Богатым (бай, байбар, йылсыг) противопоставлены в надписях бедняки, неимущие (чыгай). Для автора рунических надписей бедный люд, «не имеющий пищи внутри, не имеющий платья снаружи» — «жалкий, ничтожный народ» (ябыз яблак бодун). Бедность не вызывала сочувствия, более того, была презираема. Настоящий «муж-воин» оружием добывает свое богатство: «В мои пятнадцать лет я пошел (походом) на китайского хана. Благодаря своему мужеству ... я добыл (себе) в (китайском) государстве золото, серебро, одногорбых верблюдов, людей (вариант: жен)!»

      Как бы перекликаясь с древними текстами, впечат-ляющий образ добычливого «мужа-воина» рисует Юсуф Баласагунский:
    
     У хваткого мужа казна не скудеет,
     У птиц изобилие зерна не скудеет,
     Пока муж с оружием, он смел и силен,
     Бояться ль ему бездобычных времен!
     (Перевод С.Н. Иванова)
    
     Яркие примеры социальной и имущественной диф-ференциации древнетюркского общества дают результаты археологических исследований. По сравнению с великолепными погребальными сооружениями высшей знати, которые строили сотни людей и для украшения которых приглашались иноземные мастера, казались невзрачными курганы простых воинов, где рядом с хозяином в полном вооружении лежал его боевой конь под седлом. Но в могилах же беднейших общинников не было ни дорогого оружия, ни коня.
     На границе Тувы и Монголии, в высокогорной долине реки Каргы в Монгун-Тайге, где раскопано несколько из множества тюркских курганов VI-IX веков, два захоронения привлекают к себе особое внимание. Одно из них — погребение богатого и знатного эра из далекого пограничного племени Тюркского каганата. Он похоронен по полному обряду, с конем, в одежде из дорогих китайских шелков. Такие шелка обозначались в древнетюркском языке словом агы — «драгоценность, сокровище». Рядом лежало китайское металлическое зеркало с иероглифической надписью и высокохудожественным орнаментом, из тех, что чрезвычайно ценились древними кочевниками Централькой Азии и иногда упоминались в эпитафии. Десять золотых бляшек, украшающих конский убор, изготовлены из высокопробного золота. В соседнем кургане был похоронен 30-35-летний мужчина, главным имуществом которого был берестяной колчан. Вместо боевого коня рядом был положен взнузданный и подпруженный баран.
     Малоимущие эры неизбежно попадали в личную зависимость от бегов. Именно о них пишет Махмуд Кашгарский: «эр стал на колени перед бегом». Только у знатных и богатых бегов они могли получить в пользование скот за отработку и службу или стать пастухами громадных табунов и стад своих богатых сородичей. Из обедневших эров формировались постоянная дружина бега и его челядь, ходившая с ним в набег и поход, защищавшая его стада и имущество, прислуживающая бегу в повседневном быту. Махмуд Кашгарский называет каждого из них кулсыг эр — «эр, подобный рабу».
      Содержать большое количество зависимых сородичей могли только богатые беги. В свою очередь, от числа дружинников и челяди зависели способность бега приобрести и умножить богатство, престиж и положение. Махмуд Кашгарский сохранил поговорку-двустишие, бытовавшую в древнетюркской среде:
      У кого приумножается имущество, тому и подобает быть бегом.

      Оставшись без богатства,
      бег страдает из-за отсутствия эров.

       Бег не может сохранить свой престиж без зависимых от него эров. Лишившийся скота и обедневший эр не может прожить без материальной помощи и защиты бега. Но даже самый бедный из эров, не брезгующий подаянием, сохранял известную независимость и свободу по отношению к бегу-сородичу. И какими бы противоречиями ни характеризовались отношения между бедными и богатыми, между бегами и «простым людом», бодун в целом противостоял другой группе населения, входившей в древнетюркский эль — полностью зависимым от эров невольникам, которые, даже влившись в семьи своих хозяев, не стали членами древнетюркской общины. Именно невольники были бесправной социальной периферией древнетюркского общества.
     Семантический спектр терминов, которыми обозначены в древнетюркских рунических памятниках Центральной Азии несвободный мужчина (кул) и несвободная женщина (кюн), выявляется при анализе описанных текстами типических ситуаций, когда эти понятия употреблены. Наиболее обычной из подобных ситуаций был захват людей во время набега, в ходе межплеменных войн. Сообщения о захвате полона обычны для рунических надписей. Рабы и рабыни в древнетюркской общине были людьми, насильственно увезенными с мест их обитания, вырванными из их племенной среды, лишенными своего статуса, отданными во власть своих хозяев. Рабство становилось их пожиз-ненным состоянием. Более того, даже соплеменники, попавшие в рабство, а затем вернувшиеся в родное племя, не возвращали себе прежнего статуса, о чем свидетельствует рассказ арабского автора конца IX – начала X веков Ибн ал-Факиха об обычаях тюрков, которые тот хорошо знал: «Время от времени какая-либо группа (тюрков) покидает свое племя и переходит в другое племя. А вместе с ними в другое племя переходят и те женщины, которые раньше вышли из этого племени (и стали рабынями), а также дети тех женщин, которые также были сделаны рабами. И племя, принявшее пришельцев, не наказывает их за своих сородичей, обращенных в рабство, а считает последних такими же рабами, как и своих рабов, согласно их обычаю и тому, о чем у них есть согласие». Согласно Ибн ал-Факиху, даже кровное родство не могло разорвать новых социальных связей, возникших в результате захвата в плен и превращения в рабыню ранее свободной женщины.
     Характеристика экономической роли рабства в древнетюркском обществе неизбежно весьма неполна из-за отсутствия указаний на формы использования невольников. За пределами внимания исследователей еще остается тот немаловажный факт, что тексты фиксируют прежде всего, а зачастую исключительно, увод в неволю женщин и девушек, иногда мальчиков и юношей, но никогда — взрослых мужчин. Женщин и девушек упоминают как главную военную добычу, их требовали в качестве контрибуции, их отнимали у подвластных племен, если те поднимали мятеж или задерживали выплату дани. Стремление захватить в неволю прежде всего женщин явно указывает на преобладание домашнего рабства.
     Попав в неволю, женщина тем самым оказывалась в системе хозяйственной деятельности, осуществляемой семьей хозяина, участвуя как в семейном, так и общественном производстве. При этом не имело решающего значения, оказывалась ли она в положении одной из жен своего владельца или в положении рабыни-служанки. Этнографические наблюдения показывают, что у кочевников доля участия женщин в повседневной трудовой деятельности превышает трудовой вклад мужчин. Эту особенность воинственного кочевого общества тонко подметил и несколько утрированно обрисовал столь незаурядный наблюдатель жизни монголов в эпоху первых Чингизидов, каким был францисканский монах Плано Карпини: «Мужчины вовсе ничего не делают, за исключением стрел, а также имеют отчасти попечение о стадах. Но они охотятся и упражняются в стрельбе... Жены их все делают: полушубки, платье, башмаки, сапоги и все изделия из кожи, также они правят повозками и чинят их, вьючат верблюдов и во всех своих делах очень проворны и споры». Сведения Плано Карпини подтверждают и дополняют Гильом Рубрук и Марко Поло, о том же свидетельствуют позднейшие этнографические материалы. Так, у монголов «дойкой скота, переработкой животноводческой продук-ции, пошивкой одежды, приготовлением пищи и другими домашними работами целиком заняты женщины». Вместе с тем, женщины активно участвуют в выпасе овец и коз.
      В условиях патриархального натурального хозяйства, а любое кочевое и полукочевое хозяйство является таковым, благосостояние семьи зависело не только от количества скота, его сохранения и воспроизводства, но и, в не меньшей степени, от способности своевременно и полностью переработать, подготовить к использованию или хранению всю много-образную продукцию животноводства, охоты, собирательства, подсобного земледелия. Во всем этом женский труд играл основную роль. Потому и в многоженстве кочевников древней Центральной Азии, и в стойком сохранении у них левирата (женитьба младшего брата на вдове старшего), и в захвате во время набегов преимущественно женщин очевидны экономическая обусловленность, стремление обеспечить дополнительной рабочей силой свое семейное хозяйство, основную производственную ячейку любого кочевого общества. И чем богаче скотом было это хозяйство, тем в большем количестве женских рук оно нуждалось.
     Использование в кочевом хозяйстве подневольного женского труда вместо сколько-нибудь значительного числа рабов-мужчин настоятельно диктовалось также соображениями безопасности. Концентрация рабов, т. е. недавних воинов враждебных племен, в аулах, рассеянных по степи и горам, в ставках кочевой знати, передача на попечение рабов, скота, домов и семей во время длительных отлучек ушедших в очередной поход воинов господствующего племени — все это было невозможно ради простого самосохранения.
     Уже в истории Геродота приведен полулегендарный рассказ о войне скифов со своими рабами, захватившими ставки своих хозяев, когда скифы ушли в поход. Подобные же события знает и недавняя история казахов. Они описаны по русским архивным материалам Г.И. Семенюком: «Когда в 1755-1756 гг. в Казахстане на территории Младшего жуза скопилось несколько тысяч захваченных в плен и обра-щенных в рабство людей, они убивали своих хозяев, угоняли их скот, убегали в сопки и в камышовые заросли, создавали там шайки и своими набегами терроризировали население целого ханства (жуза), заставив аулы скучиваться для защиты, что приводило к бескормице, заболеваниям и массовому падежу скота. Хозяйство и безопасность самих кочевников жуза были поставлены... под угрозу».
     Концентрация невольниц, часть из которых становились женами и наложницами своих хозяев, не представляла для тех опасности, надзор за ними осуществлялся в рамках семейного быта. Вместе с тем, интенсивное использование труда невольниц на всех работах, включая выпас скота, высвобождало для войны значительную часть мужчин. Ведь, согласно «Яссам» Чингиз-хана, во время походов женщины «исполняли труды и обязанности мужчин».
     Были у кочевников и рабы-мужчины. Если судить по примерам, относящимся к гуннской и монгольским эпохам, многие из них становились пастухами коров и овец (чабанами), но не табунщиками — коней рабам не доверяли. Лишь у енисейских кыргызов, практиковавших ирригационное земледелие и строивших укрепленные «городки», труд рабов-мужчин применялся сравнительно часто. Часть захваченных пленников тюрки освобождали за выкуп или продавали в Китай.
     Таким образом, хотя личное рабство в тюркских государствах Центральной Азии не выходило, в основном, за пределы домашнего рабства, вся жизнедеятельность древнетюркской общины, а, в какой-то мере, и ее боевая сила, были связаны с эксплуатацией невольников или, в еще большей степени — невольниц. Захват полона был одной из главных целей войн, которые вели тюрки.

«Ас: от благотворительности до расточительства»

     В прошлом году в Сарытавской волости, Каркаралинского уезда, умер известный богатый киргиз Жаманбала Курманов. Покойный оставил двоим своим сыновьям большое наследство из наличных денег и скота. Одних лошадей осталось 2500 и столько же баранов. По обычаю киргизского народа его сыновья пожелали устроить ас. Получив разрешение от начальства, они пригласили киргизов трех уездов — Каркаралинского, Павлодарского и Акмолинского. Для аса заблаговременно выбрали местность, обильную травой и водой, урочище Корык по реке Нуре. На правой стороне реки расположились аулы того племени, которому принадлежал покойный, а по левой стороне реки были выставлены в два ряда юрты, тянувшиеся на протяжении более двух верст. В ожидании гостей заготовили провизию; закололи более 100 лошадей и 160 баранов, купили 100 фунтов чаю, несколько голов сахару и приготовили несколько десятков мешков баурсаков. После заготовления провизии родственники покойного предварительно угощали друг друга и близких знакомых покойного. Для этого случая тоже были отдельно заколоты несколько лошадей и баранов и устроена байга. На байгу пустили 30 бегунцов. Такое предварительное угощение перед асом называют жерошає-майлар, что означает в переводе «мазанье ям салом». (В ямы ставят котлы, в которых варится мясо для аса).
     К 4-му июля собрались гости. По рассказам очевидцев, гостей собралось около десяти тысяч. Им немедленно были отведены юрты, в которых были в изобилии мясо, кумыс, чай и баурсаки. Все жигиты Сарытавской и Кувской волостей принимали и угощали гостей. Одни из жигитов на лошадях встречали новоприбывших гостей, а другие, находясь в каждой из выставленных юрт для гостей, оказывали свои услуги гостям.
     Ас продолжался до 6-го июля. В течение двух дней было съедено все заготовленное мясо, почему опять пришлось устроителям аса колоть лошадей и баранов. Некоторые из гостей во второй день аса под влиянием выпитого кумыса затеяли между собою драки и ссоры, что нарушило тишину, порядок и обычай киргизского народа – вести себя на поминках благонравно и избегать всяких неприятностей, которые могут печалить сыновей и родственников покойного. Гости, свидетели ссоры, встревожились, воздух огласился криком людей, ржанием лошадей. Благодаря стараниям некоторых почетных аксакалов беспорядки были прекращены. В третий день на дистанцию около 30-ти верст была устроена байга. На 20 лошадей были назначены призы. Первый приз состоял из 100 рублей, одной ямбы, одного верблюда и из целого тюка товару. Следующие призы уменьшались постепенно. Бегунцов выставлено было 137. Первой прибежала лошадь киргиза Бурлинской волости Кагазбая Тайжанова. Байга не обошлась без беcпо-рядков, устроенных нашими аткамынарами.
     Некоторые аткамынары предлагают пустить лошадей не в ту сторону, куда желают другие. Возникают горячие споры по этому вопросу. Каждый аткамынар предлагает пустить лошадей в ту сторону, где у него на полудистанции заранее скрыты бегунцы. Эта неприличная уловка делается для того, чтобы мошенническим образом получить первый приз, пустив свежую лошадь с половины дистанции. После долгих споров байга так или иначе совершается.
     Скажем несколько слов по поводу обычая киргизов устраивать торжественные поминки по своим умершим родственникам. Ас обыкновенно устраивается киргизами по случаю смерти кого-нибудь из членов семьи, смотря по состоянию, через год после смерти покойного. Богатые стараются устроить обильные кумысом и мясом поминки и приглашают гостей с нескольких уездов, чтобы показать им свое богатство и рассказать о добрых делах покойного. Надо заметить, что в прежние времена асы устраивались с благотворительною целью, чтобы накормить бедных и подать им что-нибудь от имени покойного. Теперь не то. Киргизы, устраивая ас, не думают вовсе о бедных, а стараются угодить во всем богачам и аткамынарам. Последние, если устроители аса не удовлетворяют всех их прихотей, непременно постараются устроить скандал, завести спор или ссору. Приходится давать им подарки, чтобы избежать неприятных историй. Так было и на поминках Курманова.
     Что же было хорошего на описанном нами торжестве? Приятное впечатление оставили на всех только родственники покойного, радушно принимавшие и угощавшие гостей, а также друзья умершего, сообщавшие добрые дела его всем присутствующим. Однако же Курмановы могли бы ознаменовать свою печаль по умершем отце иным путем, при котором не было бы места ни дракам, ни ссорам, Этот путь – путь благотворительности. Что было бы, если бы Курмановы потраченные на поминки большие деньги употребили бы на устройство школы от имени покойного? Такая школа существовала бы много-много лет, просвещая наших детей и детей других киргизов и распространяя память о Жаманбале Курманове по родной степи. На этом асе киргизы получили бы духовную пищу из рода в род.

(Из «Киргизской степной газеты» за 1894 г.)

В НАЧАЛО | ЧТО ПРЕДЛАГАЕТ БИС?