№ 9 (75). 13 НОЯБРЯ 2001 года

ГЛАВНАЯ • АРХИВ • ПОЧТА • НАШИ АВТОРЫ • ПЕРЕВОДЧИК • ПОГОДА • ЮМОР • ПОИСК

ЧТО ПРЕДЛАГАЕТ БИС?

НЕУДОБНЫЙ

     Библиотека «Огонька», №15, 1989 г., Юрий Лушин
     Первое, что я услышал о нем, было:
     - У этого Княгинина, понимаешь, крупный недостаток. Если перед ним дурак, то он так ему в глаза и скажет - дурак, будь тот даже самым руководящим. Никакой гибкости, неудобный он человек.
     - Смешной тип, - сказал о нем другой, - вздумал к цели своей идти напролом, бился головой в стену, вот и расшибся. А надо бы где в обход, где ползком, а где и отступить. Глядишь, и достиг бы своего...
     - Талантище огромный, конструктор редкого дара, время свое опередил. Таким обычно трудно, таких часто не понимают...
     - Он же преступник, этот ваш Княгинин. Не зря, не зря срок схлопотал. Туда ему и дорога.
     - Личность, светлая голова. Руководитель, каких мало, революционер. Такие, как он, и двигают перестройку...

***

     Александра Александровича Княгинина, директора Семипалатинского опытно- экспериментального завода по промышленным овце-водческим комплексам, арестовали на квартире его сестры в Алма-Ате. Сюда он поехал по важному делу. Вот- вот должен был решиться вопрос о присоединении к заводу одного из овцесовхозов, в котором должны были на практике обкатываться научные и конструкторские идеи Княгинина, должен был состояться не только производственный, но и глубокий социальный эксперимент. Не состоялся... Был май, цвела сирень. Княгинин сидел за столом, что-то писал, когда за ним пришли.
     - Вот немного не успел, - виновато сказал он вошедшим, - тут у меня важные расчеты для госагропрома. Может, подождете денек? Я ведь убегать не собираюсь...
     - Одевайтесь, гражданин Княгинин, - хмуро ответствовал конвоир и отвернулся к стене. Сестра плакала...
     Право называться товарищем Княгининым он должен был получить лишь через четыре года (областной суд Семипалатинска определил ему меру наказания в шесть лет. Верховный суд Казахской ССР оставил четыре года колонии строгого режима с конфискацией имущества). Однако уже через несколько месяцев пленум того же Верховного суда республики (после протеста Прокуратуры СССР) принял решение освободить его из- под стражи. Что же произошло? Странная, непонятная какая-то история получалась.

***

     В свои 52 года Княгинин несколько раз попеременно превращался из городского жителя в деревенского и обратно. Последние лет, пожалуй, двадцать жил в городах, но решал или пытался решить проблемы сугубо сельские, всего себя отдавал этим проблемам. Так уж получилось, хотя случайным его выбор считать нельзя. Он и в детстве знал не только со слов, что булки растут не на деревьях. Отец его, фронтовик, директорствовал в лесопитомнике под Кустанаем, умер рано, в 43 года, оставив шестерых детей на руках жены. Она, незаурядных способностей и воли женщина, всех их поставила на ноги, много лет работала директором совхоза на целине. Александр был ее первенцем и хлопот, по ее словам, один доставил ей больше, чем все остальные вместе. После десятилетки он решил поступать в сельхозинститут, но в Алма-Ате не прошел по конкурсу, вернулся в Кустанай, где успел сдать экзамены той же осенью в сельскохозяйственный техникум. Учился на механическом факультете легко, играючи, успевал и художественной самодеятельностью заниматься, и общественной работой (член комитета комсомола), и спортом, выбрав (случайно или сознательно?) бокс, бег, лыжи, борьбу, то есть виды, в которых успех зависел лишь от собственных умения, воли и силы, в которых отсутствовала дипломатия, в которых победы подхлестывали самолюбие и вспыльчивость характера, а поражения учили хладнокровию и рассудительности. Как понадобятся в дальнейшей жизни эти последние два качества, он тогда, конечно, не предполагал.

***

     - Как ехал в колонию? - переспросил Княгинин и тяжело вздохнул. Мы сидели в той же квартире его сестры, откуда его забрали чуть меньше года тому назад. В окна стучалась новорожденная весна 88-го года. Просыпалась природа, ей не было дела до печалей, страстей и нелепостей человеческой жизни. Обритый наголо (волосы успели отрасти лишь до короткого седого ежика), бывший директор казался каким-то особенно беззащитным, оттопыренные уши делали его похожим на пожилого подростка, но в глазах читалась несломленная воля, а в голосе громыхал металл.
     - Как ехал, лучше не вспоминать. Тяжело? Не то слово. Семь этапных тюрем миновал, пока в декабре «домой пришел», как выражаются зеки, в Уссурийскую тайгу, в ту самую колонию строгого режима, где я должен был исправляться, непонятно, правда, от чего, от каких прегрешений. Ну, ладно. Ознакомилось тамошнее начальство с моим делом. Ага, директор, да к тому же главный конструктор. Куда его? А в колонии свой завод есть, при нем, естественно, техчасть. Меня - туда, за кульман, чертежи делать. И тут я так рассудил: если есть завод (я уже понял, что он достаточно мощный), то почему бы не заняться ему воплощением в жизнь моих конструкторских идей. Ведь и здесь, в Приморье, сельское хозяйство нуждается и в кормоперерабатывающей, кормосмесительной и другой технике, которую мы как раз и разрабатывали у себя в Семипалатинске. И написал я тогда докладную записку на имя первого секретаря крайкома партии и председателя крайисполкома, где объяснил, кто я такой и чего хочу. Стал ждать...
     Порядок, определенный в колонии, разрешал заключенному Княгинину два письма в месяц. Он знал, с каким нетерпением ждали от него весточку родные, но первые письма отправил все-таки не им.
                                                                                                    ***

     Так уж совпало, что техникум Саша Княгинин окончил к моменту, когда началось освоение целинных земель. «Едем мы, друзья, в дальние края», - гремело по радио. Для него, впрочем, дальние края оказались совсем рядом. По распределению отправился он в Камышинский район той же Кустанайской области, в типичный целинный совхоз, возникавший в степи.
     - Директором его стал украинец по фамилии Кухта, - вспоминал Александр Александрович, - чудесный человек, знаток своего дела и романтик в душе. Плуг называл не иначе, как только оралом. Пахать - орать. Меня, мальчишку, поставил бригадиром огромной тракторной бригады. Но мне командовать не нравилось, нет. Да и не умел я. Нравилось самому пахать, то бишь орать, степь. Спал два, три часа в сутки, случалось, прямо в кабине, и ничего, выдерживал. Так большинство тогда работало, не я один... А через год сосватали меня в райком комсомола, инструктором. Вот уж где ошибся, так ошибся. Думал, иду на живое дело, а пришлось заниматься писанием каких-то справок, какой-то показушной деятельностью. Может, не повезло мне, не в тот райком попал? Только увидел я там имитацию настоящего дела, понял, что знания мои там не понадобятся. Выдержал три месяца и стал проситься обратно - не отпускают, документы не отдают. Хлопнул дверью, сел на попутку и - в Кустанай... Понимаю, конечно, что хлопанье дверью - не лучший аргумент, но не своим делом заниматься не стало уже мочи. Не хотел обманывать ни себя, ни других. В общем, уехал в город, там поступил на факультет математики пединститута, опять стал студентом, горожанином.

***

     Записку заключенного Княгинина в крайкоме партии и крайисполкоме прочитали со вниманием и некоторым удивлением. Его рассуждения отличались несомненной логикой (действительно, в крае остро ощущалась нехватка кормоперерабатывающей техники, что тормозило развитие молочного и мясного животноводства, а это, в конечном счете, отражалось и на снабжении населения). Несколько настораживали напор Княгинина и его уверения, что производство нужной техники можно наладить в считанные месяцы, чуть ли не в недели. Это попахивало прожектерством, тем более, что странный заключенный, кроме всего прочего, обещал помочь в полной механизации пастбищного жи-вотноводства, писал о каких-то складывающихся изгородях, применение которых сделает ненужной профессию пастуха... И вообще - какой-то чудак. Всякий нормальный зек стремится отлынивать от лишней работы, а этот, наоборот, ищет ее. В чем тут дело? После консультации с начальником колонии решили направить к Княгинину опытных спецов из агропрома, таких спецов, которых на мякине не проведешь: пусть выскажут свое компетентное мнение.

***

     К конструированию Княгинина подтолкнули безвыходность положения, врожденная жалость горожанина к животным и презрение к кабинетной работе. Когда он кончал институт, ему предложили, к его великому изумлению, ехать в Тургай ...секретарем райкома комсомола.
     - Все, что угодно, только не это, - твердо ответил он, - я ведь уже бежал из одного райкома.
     - Хорошо, главным инженером в совхоз поедешь?
     Он согласился без колебаний, хотя знал, что тогда, в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов, Тургай представлял собой одну из самых глухих провинций. Мать, узнав о его решении, причитала: «Куда тебя, Сашка, несет, горе ты мое? Там же бездорожье, там волков напасть, там болезни, там ни асфальта, ни самолетов, ни жилья, там на верблюдах друг к другу в гости ездят...» Ничего, мать, успокаивал он ее, будут там со временем и самолеты, и асфальт.
     - А совхозище достался мне преогромный, его из трех колхозов в один слепили, мода тогда пошла все укрупнять, гигантомания, - вспоминал Александр Александрович, - восемь отделений в нем, из одного угла в другой ехать двести сорок километров. Одних только овец 85 тысяч голов, да лошадей и коров многие тысячи, да земель пахотных ого сколько... Ох, и дали мне жизни те овечки грубошерстной породы. Они привычку имеют линять, свою зимнюю шубу сбрасывать самостоятельно и где попало, причем быстро - за двадцать дней. Если не успеешь их постричь, пиши пропало, шерсти не видать. Так оно и выходило все время, поскольку стрижка растягивалась до полутора месяцев, когда от роскошных шуб жалкий клочок на спине оставался. Потери громадные, а главное дело, вижу, никого они особенно не волнуют (эх, если бы в те годы да нынешние идеи хозрасчета). И так жалко мне стало моих овечек, обидно за них. И решил я исправить нелепое положение, при котором теряется добрая половина продукции, а под маркой потерь еще и разворовывается. Только как исправить? Слетал в Ставрополь в Институт овцеводства, побывал во ВНИИ электрификации и механизации сельского хозяйства, поплакался ученым. Посочувствовали мне, но чем конкретно помочь, тоже не знали. Стал думать сам и надумал построить стригальный цех сразу на сто машинок (такого тогда во всем Казахстане не было)...
     О том, как строил Княгинин свой цех, надо бы писать отдельную историю. С каким трудом добывал дефицитный лес и другие материалы, как бился с неприятием нового, с косностью, непониманием, ленью, как ломал устоявшиеся за десятилетия традиции, байство мелких и крупных начальников, не хотевших ничего менять, не желавших брать на себя хоть какую-то долю ответственности за принятие решений.
     - Зачем тебе этот цех? - спрашивали его на разных уровнях, от рядового чабана до партийных работников высокого ранга. - Будет ли толк? Оправдаются ли затраты? Не опозоримся ли на всю республику?
     За всеми этими сомнениями слышалось традиционное: как бы чего не вышло. Сколько смелых и современных идей сгубила эта формула сверхосторожности! Но как же яростно Княгинин ей сопротивлялся. При этом он мог долго и терпеливо убеждать в нужности, полезности какого- то новшества чабанов, но убедить в том же самом какого-нибудь начальника ему частенько терпения не хватало. Он срывался, мог наговорить дерзостей, потом быстро остывал, но было уже поздно... Впрочем, так или иначе, свой стригальный цех он построил. Дела в совхозе сразу пошли веселее, он впервые выполнил и даже перевыполнил план по сдаче шерсти. Как водится, поехали к Княгинину делегации за опытом. Как водится, сомневавшиеся и даже вставлявшие палки в колеса ретрограды-начальники теперь давали понять, что без их участия новаторство бы не состоялось. Все это Княгинина смешило и злило одновременно. Узнав многие проблемы овцеводства (патриархальный уклад, каким он был два века тому назад, тяжелый непроизводительный ручной труд, экстенсивный метод ведения отрасли, слабость научной и материальной базы), увидев их изнутри, он понял, что мелкими отдельными новшествами кардинальных сдвигов к лучшему не добиться. Нужен комплексный подход... Конечно, большой стригальный цех - это неплохо. Не очень хорошо только, что он стационарный, что часть овец приходится гнать в эту парикмахерскую за многие десятки километров, а потом ведь и обратно, к пастбищам. А если наоборот: цех гонять к овцам? - подумал он. Вот идея: поставить цех на колеса, пусть он будет меньших размеров, но передвижным.
     Немедленно Княгинин принялся за расчеты и чертежи, еще не предполагая, что логика размышлений и дела неминуемо приведет его к революционной идее - перевести все овцеводство на промышленную основу, заставить и кошару, и поилки, и все остальное ходить за отарой. Это случится позже, когда вслед за передвижным стригальным пунктом он придумает так называемый чабанский комплект (кстати, сразу же отмеченный медалью ВДНХ в Москве и премией на конкурсе технического творчества молодежи), в который входили и раскладывающийся по кинематической схеме зонта дом для чабана, и укрытия для овец, способные трансформироваться то в легкий навес, то в теплую кошару, и наливной водопойный пункт, и ветеринарный уголок... Опять его хвалили, и вновь он был не удовлетворен сделанным, потому что, как всякий творческий человек, не видел предела совершенству. Новые смелые идеи уже не давали ему покоя. Он задумал создать целый комплекс машин для промышленного овцеводства...
     Как-то поделился Княгинин своими мыслями с секретарем райкома Казыбаевым, хорошо знавшим в прежние годы его отца. Тот выслушал его, честно предупредил: «Смотри, сынок, шею себе сломаешь. Занимался бы лучше сенокосом, кормами, тракторами, оборудованием молочных ферм...» Мудрый аксакал, всякого повидавший в жизни, сразу понял, что без социального переворота идеи Княгинина в жизнь не воплотить. Его предвидение оказалось, к сожалению, вещим: Княгинин действительно ломал себе шею, и неоднократно.

***

     Спецы из агропрома, поговорив с гражданином Княгининым, обратились ...в его веру. Единственное, что они не хотели понять, его стремление предельно ускорить события, немедленно приступить к изготовлению техники, чертежи которой он обещал подготовить через неделю, другую, - помнил их наизусть. Конечно, нужно внести кое-какие поправки с учетом местных условий, но, уверял он, за этим задержки тоже не будет.
     - Стоит ли спешить, - убеждали его, - если впереди у вас четыре года.
     - Стоит, - парировал он, - потому что вот-вот я уеду отсюда, я же невиновен, по ошибке сюда угодил. Разберутся, время-то сейчас какое?
     - За всю историю существования колонии, - сказал ее начальник, - освобождены досрочно в результате отмены обвинительного приговора лишь трое.
     - Значит, я буду четвертым, - ответил Княгинин. И оказался прав.

***

     Первый раз он «сломал себе шею», когда из совхозного инженера превратился в научного сотрудника только что возникшего тогда, в 1962 году, под Кустанаем Целинного НИИ механизации и электрификации сельского хозяйства. Через два года Княгинин считался уже ведущим конструктором, самые смелые идеи возникали в его лаборатории. Он становится членом Ученого совета института, коммунистом. Его группа разрабатывает технологию производственных процессов и систему машин для промышленных овцекомплексов, способных поднять производительность труда в овцеводстве в 10 - 15 раз. Все, казалось бы, прекрасно, но еще через три года Княгинина из института увольняют и исключают из партии, несмотря на решение местного комитета: «Просить Министерство сельского хозяйства республики за склоки, учиненную расправу, за сведение личных счетов уволить А. Ю. Терпиловского (зам. директора института. - Ю. Л.) с работы. Княгинина восстановить». Не восстановили. Тогда из солидарности с ним еще два десятка самых способных, талантливых ученых и конструкторов покинули стены института... А началось все со строптивости Княгинина, отказавшегося дать материалы своих разработок заведующему лаборатории. На каком-то престижном совещании тот собирался сделать доклад об успехах института, а поскольку собственных разработок не имел, то и... В общем, понятно. Княгинин возмутился и резанул напрямик:
     - Давайте обойдемся без показухи, тем более, что наши разработки еще сырые, неизвестно, что получится.
     - Да, Княгинин, неудобный ты человек. И недальновидный. Для тебя бы лучше - исправиться, стену ведь лбом не прошибешь...
     Но Княгинин исправляться не хотел. Он вслух, без дипломатии говорил о том, о чем знали все, но предпочитали помалкивать. О том, что институт за несколько лет своего существования не сделал (если не считать работ группы Княгинина) ни одной машины для сельского хозяйства, не опубликовал ни одной научной работы, не дал ни одной рекомендации для тружеников села... Чем такие речи кончаются, увы, хорошо известно. Сначала администрация под видом сокращения ликвидировала лабораторию (самую перспективную) неудобного Княгинина, а его группу перевела в подчинение тому самому завлабу, любившему делать престижные доклады. Механизм «исправления» строптивца заработал на полную мощность.
     «Княгинин, хотя его и стращали, и добром уговаривали, не уходил из института, - писала «Комсомольская правда» 14 сентября 1967 года. - Если бы не работы Александра, не его талант, ему бы долго не удержаться. А работал Княгинин, как одержимый. Закончена работа над новым фиксатором (для овец при их стрижке или искусственном осеменении. - Ю. Л.), Александр едет на государственные испытания в Алма-Ату. Без него составляется приказ и посылается вслед за Княгининым по почте строгий выговор с предупреждением. Мол, посмотрите, товарищи из Алма-Аты, какой этот Княгинин. Испытания прошли успешно. Княгинина пригласили на заседание научно-технического совета в Москву. Он купил билет. Ему предложили сдать его и потерпеть один день. Назавтра Княгинину объявили еще один выговор. Изобретением Княгинина заинтересовались зарубежные фирмы. Его работу решили экспонировать на Международной выставке сельскохо-зяйственных машин. Княгинин пришел к директору с просьбой командировать его на завод.
     - Знаю, молодцом! Но, - развел руками Г. Ф. Николенко, - не будем нарушать традицию. Потерпи до завтра...
     На другой день Княгинина уволили из института. Тут свое веское слово сказал заместитель директора
А. Ю. Терпиловский. Это он дал заведомо ложное заключение по отчету Княгинина и настоял на его увольнении».
     Защитить новатора коллективу не удалось, вот тогда и ушли в знак протеста его единомышленники, с той поры овечья тема - а для республики это вопрос вопросов - в институте заглохла. Честное имя коммуниста Княгинина восстановила Комиссия партийного контроля при ЦК КП Казахстана, отменившая необоснованное решение о его исключении из рядов КПСС...

(Окончание следует)

Княгинин - эксперимент ценою в жизнь

     По этапу Княгинин “шел” четыре месяца в товарняке. Через семь пересыльных тюрем.
     С рецидивистами.
     С убийцами.
     – Ах, ты, коммуняка…
     В добавок к душевным новые шрамы появились.
     Телесные.
     Выстоял.
     Два месяца “интеллигентной” зоны с жутким названием “Волчанск”. Ко всему прочему, в нарушение всех законов Союза ССР – первая судимость, но сын реабилитированных врагов народа, – Княгинина направили на Дальний Восток вместо Зареченска. Начальник зоны, полковник, кажется, Метельский, по телефону ВЧ как-то нам сказал:
     – Ребята, не надейтесь, из нашей зоны никого еще не выпускали. Прецедента не было. Готовьте Сашу к отсидке в четыре года. Пусть изобретает, по мере возможности создадим условия. А вы звоните мне на квартиру, я всегда его приглашу…
     Вот тебе и мент … с извилиной от фуражки!
     Генеральная прокуратура страны изменила меру пресечения: под подписку. Прокуратура КазССР направила документы об освобождении неизвестно к каким морям. Пришлось обратиться в ЦК КПСС. По звонку Генерального - а им был уже Горбачев, шла перестройка - в четыре часа ночи (немедленно!) Княгинина увел к себе домой начальник зоны. И сам позвонил в КазТАГ:
     – Встречайте своего героя.
     Из Волчанска Княгинин ехал в спецвагоне (на билет и “командировочные” скинулись офицеры зоны), ехал в новой тюремной робе и с зэковским ежиком на голове. Пассажиры поезда от него шарахались.
     По решению Прокуратуры СССР альтернативное следствие вели специалисты Алтайского края. По окончанию его следователь Зорин направил документ в три адреса – Генеральную прокуратуру, Комиссию партконтроля при ЦК КПСС и корреспондентам ТАСС – КазТАГ, авторам публикаций в центральной печати о деле Княгинина, которые выходили пятнадцатимиллионными тиражами, как подсчитал уже московский тогда журналист Альберт Розанов.
     В этом документе значилось: по четырем пунктам обвинения - за отсутствием …, по одному – за недоказанностью, что идет в зачет невиновности обвиняемого. Итого, вместо первоначально вменяемой “вышки” - за отсутствием состава и события!
     Позвонил полковник Метельский: поздравьте Сашу от имени всех в нашей интеллектуальной зоне. И скажите ему: не право восторжествовало, а вы, журналисты, выиграли процесс. Мораль победила, победили человеческие ценности.
     Это все было.
     Жители Заводского района Семипалатинска избрали Княгинина депутатом Верховного Совета Казахской ССР. Уже в первые дни работы сессии Первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Нурсултан Назарбаев пригласил его к себе.
     Знакомиться.
     И предложил возглавить Министерство сельского хозяйства. Сан Саныч отказался. Не из-за трудностей.
     - Министром может стать другой, а мой овцекомплекс (завод по производству экспериментальной техники для села) и мою хлореллу (Княгинин разработал уникальный штамм водорослей, препараты которого оздоравливают пострадавших от радиации и экологических бедствий) никто не поднимет. Своим детищам нужен только Я.
     Министром стал другой.
     Позже, после обретения республикой суверенности, ему предложили кресло акима Семипалатинской области. Он отказался: «У меня другое предназначение. Я ищу панацею - для подъема села и депрессивных городов. Я должен внедрять свои разработки САМ. Это нужно народу».
     Акимом тоже стал другой.
     Но оба чиновника моментально забыли, что своими высокими должностями обязаны отказу в их пользу Княгинина. Обещания о финансовой помощи заводу оказались пустыми посулами.
     Однако Княгинин рук не сложил. Он продолжал искать и не сдаваться.

     Посылаю пакет переданных мной в госорганы предложений по хлорелле и отзыв специалистов. Хочу поделиться своими мыслями и с читателями “БМ”, так как то, что я предлагаю, уже апробировано и может явиться чуть ли не панацеей от голода. А суть этого проекта в следующем. Реорганизация семейного надворно-дачного животноводства в массовое малое предпринимательство должна стать самым основным, главным (а в ряде городов практически единственным) решением проблем депрессивных регионов, основным рычагом микроэкономики государства. При всех прочих сопоставимых выигрышах и преимуществах, этот путь решения – самый мизер в инвестициях.
     К примеру, там, где сегодня нуль, люди сидят без работы, на воде с хлебом, впроголодь, буквально через 2 года можно иметь товарно-денежный оборот, как минимум (!) – в 50 млрд. тенге. И для этого нужны инвестиции только в производство кормов, причем, в основном – в кормовые добавки (используя – хлореллу). То есть, практически, для Аркалыка, Семипалатинска, Жанатаса и т.д., и т.д., почти для 100 городов нужно 30-40 млн. тенге на производство хлореллы, 15-20 млн. на мехотряды по заготовке грубых кормов – и далее все самозавозом (!) самим населением (!), без всякой власти и иностранных благодетелей. Почти фокус для глупых и для непосвященных, но это реально.
     Сейчас города дохнут, бьются в конвульсиях, экономика – в отсутствии инвестиций. А Ваш слуга, получается, или умалишенный, или маг, который видит каждый город на 2-й год процветающим. Суть же вот в чем: никто за такое решение не берется, да и в голову не приходит, потому что любой спец по животноводству знает, что для животноводства (особенно “асфальтного”, в городе, т. е. скороспелого и многоплодного) нужны полноценные корма, которых теперь нигде нет. То есть, кроме зерна, сена-соломы, отрубей, всяческой травы с огорода и дачи, – нужны витамины, протеины, минеральные вещества органической природы, гормоны, ферменты и другие биологические формы, т. е. всё то, что в Казахстане не производится, а поступает по импорту. Хлорелла – ключ ко всей этой проблеме! Я владею этим ключом, вижу эту проблему и её решение! Вот и весь фокус. Надеюсь, что Ваша газета забьет в колокола и поможет сломить бюрократическое сопротивление, действительно, панацее от наших бед.
     Александр Княгинин Предложения автора письма в полном объеме опубликованы  в БМ, № 5 (21) от 10.03.1998 года. И там же - отзыв специалистов. Мы егоповторяем.
     Рассматриваемое в бизнес-плане промышленное культивирование микроводоросли хлореллы и производство из нее различной хлорелловой продукции является актуальным, отвечает жизненно важным потребностям организма разводимых животных и самого человека.
     Микроводоросль хлорелла известна в Казахстане как ценная белково-витаминно-минеральная кормовая добавка. В 70-ых - 80-ых годах во многих совхозах и колхозах, в том числе и Семипалатинской области, хлорелла выращивалась в различных бассейнах под электроламповым облучением, позже – в стеклотрубных установках внутри специальных помещений и в виде суспензий выпаивалась животным и птице. По данным областных сельскохозяйственных опытных станций и ряда научных учреждений, все виды животных и птицы, получившие суспензию хлореллы, имеют здоровое состояние (поэтому хлореллу называют “зеленым лекарством”), повышают продуктивность, более эффективно окупают своей продукцией потребляемые корма.
     Предусматриваемая бизнес-планом хлорелловая продукция, безусловно, полезная и нужная. Если эта продукция действительно будет дешевле импортных витаминов и других ветеринарно-лечебных препаратов, она будет пользоваться широким спросом у населения.
     Зам. председателя Семипалатинского областного комитета ветеринарии

А. Варфоломеев

Реакции властей на публикацию не последовало. Предложений Княгинина не заметили. Бюрократическая машина, как и в предыдущие досуверенные годы, продолжала стойко себя защищать. Попасть к Нурсултану Абишевичу Княгинин не смог. Чиновники говорили: «Не время. Подожди». И не ставили его в очередь на прием.
     Руку протянул Кажегельдин. Земляк. Уже экс-премьер, но еще не эмигрант. И еще не осужденный нашим судом.
     Мы отговаривали:
     - Сан Саныч, добивайся приема у Назарбаева. Хочешь, мы по старой памяти вмешаемся?
     – Я сам. Я все решил. Кажегельдин, мужик – во! Деньги дает без процентов на год. А у Назарбаева что? Опять кредит? Мне без залогового имущества ни тиынки не дают, и завод в залог не берут.
     А надо-то было всего-навсего сто пятьдесят тысяч долларов.
     На полгода.
     Иные премии больше получают!
     Сейчас я сижу за тем же рабочим столом в том же кабинете редакции, куда позвонил Княгинин после последней встречи с Кажегельдиным:
     – Вы еще на службе? Купите водки…
     Бледный, взлохмаченный:
     – Женя (это он обращается к президенту ОФ “БИС”), налей полный стакан.
     И выпивает его, как воду.
     – Налей еще…
     – Саша, в чем дело?
     – Вы что, ясновидящие? Обманул Акежан, сказал, раз он не баллотируется в президенты, денег я не получу. Пытался убедить, что это для народа, для земляков.
     – И что?
     – А зачем теперь мы ему, сопливые?
     – Так и сказал?
     – Хуже сказал.
     Через неделю позвонил его ученик, сын его большого и старинного друга – Ислам Караханов:
     – Сан Саныч в реанимации.
     Звонки дважды в день: «Плох. Приехали дочери, хотят везти в Москву. Врачи не рекомендуют». И вдруг как гром: скончался…
     Первая реакция: не может этого быть!
     Вторая: а ведь к нарам и одру его осознанно и методично подталкивали служители Системы, потрясающие с трибун святыми понятиями: Родина, История, Память, - и живущие, нет, существующие в обыденном дне без всяких принципов с давно гипертрофированным понятием реалий.
     Позвонили Своику, Ауэзову, другим его “коллегам” по демократическому форуму и кажегельдинской партии. Приняли сообщение как в порядке вещей: умер, ну и умер.
     Эластичная совесть заговорить о том, что Княгинина убили равнодушие одних и предательство других, не смогла. Он, пройдя Жизнь, полную невзгод, оставался по характеру и складу души наивным мальчишкой, тонкокожим, свято верящим людям и верующим в Истину. В порядочность. В будущее.
     В конце 70-ых - начале 80-ых его завод работал на прибыль. От прибыли шла зарплата и рабочим, и руководству. Княгинин опередил время и поэтому был неудобен. Он, как и Худенко, по мнению партийных бонз, нес безработицу, механизируя сельский труд, упорядочивая пастбищные выпасы, создавая электронные системы учета, улучшая качественные показатели в животноводстве. Он болел этой землей, этим народом, этой страной. Он любил Родину – казахстанский край – и отдавал ей всего себя.
     Без остатка.
     Кто сегодня еще так поступает?
     Примеры есть, конечно.
     Но примеров, подобных жизни Княгинина, немного.
     Президент страны говорит о необходимости патриотического воспитания. На каких примерах?
     Интеллигенция Семипалатинска обратилась к руководству города с просьбой переименовать улицу, на которой стоит Его Завод, в улицу имени Александра Княгинина.
     Местные чиновники отказывают.
     Что им до светлой памяти этого Человека?
     Мастера, являющегося автором и соавтором более 150 научных изобретений, из них 29 – не имеют аналогов в мировой практике.
     Патриота, не продавшего свои изобретения страждущим их поиметь американцам, австралийцам, британцам. И не покинувшего своей Родины, сколько эти страны его не приглашали. Княгинин говорил: «Я изобретал для своего народа, внедрять буду только на своей земле». Где сегодня его архивы? Ведь запатентовано далеко не все.
     Новатора, предлагавшего все «чиновничье дурачье» (Н.Назарбаев) перевести, вместо зарплаты «за стул», на тантьему, т. е. на процент со сделок.
     И просто порядочного человека, жившего Правдой, так и не смогшего окунуться в стихию спасительного компромисса.
      Выступает республиканская газета “Егемен Казахстан”. Поддерживает просьбу земляков Княгинина о переименовании одной из улиц Семипалатинска в его честь.
     Высшие чиновники пока молчат.
     И, видимо, долго будут молчать. А может, и всегда.
     Высший эшелон власти обновляется регулярно. Им, 25-35-летним, плохо знающим историю независимости своей страны, мало что говорит фамилия Княгинина. Им суверенность страны досталась как манна небесная. Прямо в руки. На блюдце с каемочкой. Они не бились насмерть с чиновничьим миром, с партайгеноссенами, не ходили по этапам, не обживали нары в застенках… Вместо них это делали другие. В том числе и Александр Александрович Княгинин.
     Разве мы уже превратились в манкуртов, в иванов, не помнящих родства, все – поголовно? Кто матери Истории более ценен? Получающие премии в 200.000 долларов и грабящие государство? Популисты и демагоги, восседающие в тронных креслах? Дамочки, обещающие съесть свой партийный билет? Их, может быть, тоже История вспомнит, но только в связи с такими именами, как Княгинин…
     Потеря такого Человека – это государственная потеря. Отдадим же дань почтения его жизни. Человеку, так много сделавшему для страны и так мало получившему взамен. Даже могила его в московской земле. Так пусть хотя бы по улице его имени идут к станку казахстанские заводчане, пусть по улице его имени бегут ребятишки в школу. И спрашивают у взрослых: «Кто это, Княгинин»? Человек жив, пока жива память о нем.

Нина Савицкая,
Евгений Чудин,
Владимир Черкизов,
Геннадий Кулагин

- Редакция уверена, что Нурсултан Абишевич хорошо знавший и ценивший Александра Александровича, поддержит как просьбу земляков Княгинина, так и журналистов о присвоении одной из улиц Семипалатинска его имени.

В НАЧАЛО | ЧТО ПРЕДЛАГАЕТ БИС?